Твитнуть
Ровно тридцать лет назад, примерно в такое же зимне-весеннее межсезонье как сейчас, я достал из почтового ящика первый номер журнала «Цветоводство» за 1991 год и глазам своим не поверил: на обложке журнала был изображен кактус: по-моему, это был первый случай за всю славную историю издания. В 90-е годы журнал погибал. Он стал выходить раз в 2 месяца и из альбомного большеформатного, как первый «Птюч», издания с ретушированными фото, журнал превращался, превращался и превратился-таки в сельскохозяйственный «Огонёк». Половина каждого номера была посвящена ремонтантной гвоздике и тому, сдавать ли ей позиции. Лишь изредка, как дождь в пустыне, случались полстранички о кактусах — иногда интересно о ариокапусах или астрофитумах, иногда невыносимо скучно о «немодных» кактусах. Но мы-то ждали о модных…
Мне посчастливилось заполучить подписку «Цветоводства» чуть ли ни с первых номеров, во всяком случае все предкнижные залетаевские статьи я прочёл и текст о вирусной природе кристат хорошо помню… Но именно в этом, одном из последних номеров, дошедших до Киева, и была статья, преобразившая меня как кактусиста — одна страничка текста и разворот фотографий «Эти “ужасные” ферокактусы», автор И. Е. Синёв, Туркменская ССР, пос. Кара-Кала…
К 1991 году я уже был кактусистом: 15 лет стажа, две трагические потери. Один раз коллекция замёрзла на окне, и о том, что всё погибло, я узнал по характерному запаху прелых яблок, когда они оттаяли — растения стояли в глубоком оконном проёме на незаклеенном окне за перегородкой из мутного оргстекла… Второй раз оборвалась заоконная полка и на утро во дворе даже горшков не нашли… Нужно сказать спасибо семье — эти дедушки с конвертами и бабушки с «королевскими» кактусами с Бессарабского рынка (где те астериасы по 5 рублей? Я бы сейчас отдал за них Юбельманию…) не дали мне разочароваться, а последующее знакомство с Дарьей Нестеровной Широбоковой — куратором кактусной коллекции старого ботанического сада (киевляне никогда не называли его «ботсадом», а только «ботанический сад») заложило, как тогда говорили, «научные принципы» в «философию», как теперь говорят, моего увлечения…
Однако я хорошо помню ощущение (наверно потому, что и сейчас оно иногда накатывает), как в начале 90-х мне стало скучно-неинтересно: все 8 видов турбиникарпусов у меня уже были и цвели, а о том, что есть такая дисциплина, как «на своих корнях», мне никто не говорил… Появление «нового» турбиникарпуса — это был laui — прошло почти незамеченным. Он, как и bonatzii, сначала появился у спекулянтов, а потом я долго выяснял, так есть такой турбин или нет… Ближайшие к турбиникарпусам гимнокактусы были мною собраны в полном доступном перечне – gielsdorfianus, knuthianus и viereckii (о beguinii и senilis тогда мечтали, как сегодня о mandragora...). Я попробовал было заняться телокактусами (к которым снова сегодня возвращаюсь), но первый же экземпляр то ли шварца, то ли биколор выдал на моих северо-восточных окнах такую траву, что я надолго забыл о телокактусах, хотя странно, ведь привитые обрегонии, лейхтенбергии и анцистрокактусы на этих же окнах замечательно и плотно росли, хотя и не цвели…
И тут этот журнал со статьей Синёва — как голос Создателя из пылающего куста! Честно говоря, я уже не помню, читал я статьи о ферокактусах в книжках Урбана, Лобко, Удаловой и Вьюгиной до статьи Синёва или после… Помню только, что ни текст, ни фото в них не произвели на меня впечатления. Очень хорошая, хотя и немного наукообразная книжка ленинградского ботсада сподвигла меня на коллекционирование эхинокактусов — там я впервые увидел эту характерную для выросшего на открытом солнце растения колючку. Это потрясало, потому что ни у друзей, ни в ботанических садах (два в Киеве и Никита) ничего подобного я не видел!
В 2000 году я очень внимательно рассматривал коллекцию ферокактусов старого ботанического сада и снова не увидел ничего из того, что меня привлекало в ферокактусах — тусклые, заизвесткованные… И это в то время, когда карнегии, копиапоа и эриосице (настоящие, а не переименованые неочилении) просто потрясали воображение! Таким образом, фото ферокактусов с синёвского разворота были первыми фотографиями настоящих полноценных ферокактусов, которые мне довелось увидеть, а текст… А текст даже сегодня, спустя тридцать лет, демонстрирует такое знание предмета, до которого я и сейчас только добираюсь. Во всяком случае вида или разновидности hertrichii, о которой Иннокентий Евгеньевич говорит буквально во втором абзаце своей статьи, в моей коллекции не появилось до сих пор и взять негде… К слову сказать, массовое появление fordii в коллекциях тоже ведь было спровоцировано этой статьёй: кто знал, что fordii это ранозацветающая миниатюра?
Итак, статья «Эти “ужасные” ферокактусы» вышла в начале 1991 года, а уже в конце лета 1992-го я увидел в витрине знаменитого цветочного магазина на Арбате первый доступный ферокактус! Он и по сей день в моей коллекции со статусом мемориального экспоната… Этот acanthodes стоил 5 тысяч советских рублей (еще недавно столько стоил «москвич») был основательно «затянут» и вследствие этого рос неспешно. Настолько неспешно, что мой старый chrysacanthus, который одно время был с ним одного размера, уже обогнал арбатский acanthodes вдвое и даже мои сеянцы его давно обогнали, но разве что-то может сравниться с осуществлением мечты?
Нужно сказать, что я не сидел сложа руки и все мои киевские друзья были самым тщательным образом расспрошены о ферокактусах и только у одного была традиционная пара — latispinus и emoryi. Конечно, это были и не emoryi, и не latispinus, а так, среднестатистические растения с названием ферокактус, каких я потом встречал в Киеве иногда даже целые коллекции, но не этого душа просила… А московский acanthodes был настоящим ФЕРОКАКТУСОМ! Честно говоря, я не помню, какое растение было вторым, четвёртым, пятым… Помню, что уже в году 96-98-м в цветочных магазинах появились сеянцы Ferocactus wislizeni от Альберта Мигача — я купил. Попробовал выращивать: в тепличке они росли, но без безумной влажности развиваться отказывались. К слову сказать, мои нынешние мезагарденовское растения из Тусона ведут себя примерно так же — я не понимаю, когда они растут. И развиваются они чрезвычайно медленно. То ли дело Сонойта! Я съездил к Мигачу и увидел несколько привитых chrysacanthus иrecurvus, а в особом месте, где-то на железном мостике среди лестниц своей оранжереи, Альберт Евдокимович таки показал мне два огромных (ну, по полметра в диаметре) wislizeni, с которых он собирал семена… Потом в моей коллекции появились несколько растений покойного Лущика, я долго приводил их в порядок… Потом ко мне попал знаменитый macrodiscus Лебедева. То есть он-то ко мне попал, как знаменитая Homalocephala А. Ф. Лебедева… Это уже я потом, спустя несколько лет, сидя в зимовнике, обратил внимание на то, что моя большая Homalocephala и мой маленький macrodiscus — растения оного вида… До меня macrodiscus в Киеве не знаю кто видел…
Потом я приобрел ферокактусы Михаила Моисеевича Куцина и Валентина Дмитриевича Севрикова. А потом всё получилось — растения из семян от Стивена Брека до сих пор составляют львиную часть всей моей коллекции, которая включает в себя весь род без двух спорных видов и трёх бесспорных подвидов…
Так что большое спасибо дорогому Иннокентию Евгеньевичу Синёву за то, что он открыл этот род и для меня!
